Дима зицер: 3 совета мамам, воспитывающим ребёнка после развода

Как устроен класс

Например, при слове «класс» люди обычно представляют картинку: фронтальная посадка, впереди стоит учитель, на задней парте кто-то плюнул жвачкой в затылок сидящему на передней парте, кто-то сбоку заверещал, кто-то кому-то подложил кнопку. Эта лямка тянется десятилетия, но мне кажется, что класс устроен не совсем так просто, и усаживать детей – нечестно.

Это несправедливо, сегодняшний мир устроен не так. И если я построю пространство и процесс таким образом, что каждый человек сможет найти себя… Например, если мы проходим какое-то литературное произведение, я думаю, что Вы не станете со мной спорить, что каждый из нас может с точки зрения взаимодействия с произведением идти своим путем.

Кому-то удобно порисовать что-нибудь, кому-то важно поговорить, кому-то важно несколько раз прочесть, прочесть вслух или прочесть критику, кому-то — театрально сыграть то, что там происходит, и телом почувствовать, что же происходит, и так далее. Строго говоря, это есть инклюзивное образование

Так вот, я предложил учителю построить такое пространство, когда каждый ученик может идти своим путем, в зависимости, естественно, от своих личностных качеств и познавать материал тем путем, тем способом, в том темпе, которые ему комфортнее, удобнее и так далее

И теперь очень важно научить по-новому работать педагогов

Так учить, как я рассказываю, конечно, сложнее, чем просто посадить всех за парты: «Ну-ка закрыли рты! Там, на задней парте, рот закрой, я тебе сказал!» Да, конечно, так проще. Но в этот момент я начинаю урок с того, что личностно выключаю ученика, его нет. А после этого я удивительным образом говорю: «Боже мой, как же так? Что ж вы не участвуете? Вам что, неинтересно?»

Или и того хуже, когда к первому классу человечество, взрослый мир делает всё для того, чтобы выключить у человека любопытство, рассказывая ему, что «вырастешь – узнаешь», «это не твое дело», «отойди в сторону», «сейчас будем заниматься другим», «любопытной Варваре нос оторвали».

А потом эти люди приходят ко мне, в том числе, и говорят: «Слушай, мой ребенок совершенно ничем не интересуется, кроме айпада, какой ужас!» Ну, так, дорогие мои, вы сделали всё для того, чтобы выключить у него любопытство – главное качество для успешного учебного процесса.

Фото с сайта il4u.org.il

«ВЫБЕРИ: НА УРОКЕ ТЫ ИЛИ НЕТ»

«Show me black!»  —  говорит преподаватель Юля своим пятилетним ученикам, и дети тут же с радостными криками пускаются врассыпную в поисках черного цвета на полках, столах и собственной одежде. В этот же момент девочка делает «колесо», а мальчик заезжает в класс на кроссовках с колесиками. «Это empty!»  —  радостно несутся дети в сторону учителя с вещами в руках, на ходу объясняя друг другу значение слова «пустой». Изучая новые слова на английском, обозначающие состояние, Юля просит детей показать их на себе:

«Чем больше точек соприкосновения с жизнью, чем больше ты понимаешь, зачем тебе это в жизни нужно, тем лучше,  —  говорит мне позднее Юля.  —  Нам в школе на физике нужно было брусок на крючок подвешивать. Я до сих пор не понимаю, зачем я тратила на это свои лучшие годы».

Фото: Александр Мурашев

На другом уроке Рома, клоун-терапевт по профессии, сидит вместе с детьми на занятии, посвященном краскам. «Сейчас выбери, на уроке ты или нет,  —  советует он особенно расшалившемуся ребенку.  —  Ты можешь читать или пойти поиграть. Выбрал? Остаешься на уроке?» Ребенок уверенно кивает, а дальше зачарованно наблюдает за приглашенной девушкой Кристиной: она смешивает на стекле палитру и подробно рассказывает, из чего состоят разные краски. А потом предлагает попробовать создавать детям самим. Двадцать минут спустя я силой заставляю себя уйти: нет смысла врать самому себе  —  на таком уроке действительно хочется слушать.

Про учителей, чиновников и новый «Закон об образовании»

Во-первых, чиновники бывают разные. Поскольку я много езжу, причем езжу по разным странам, везде всё похоже, на самом деле. Но, тем не менее, чиновники бывают разные. И от того, что человек — чиновник, мне не хотелось бы сразу ставить на этом человеке клеймо чиновничье, еще и потому, что это совсем-совсем неправда.

Я думаю, нелегитимно называть какие-то регионы России, но, поверьте мне, вот не так давно я был в месте «Икс» и встречался там и с министром образования, и с директором департамента по образованию. Живые люди, интереснейшие, открытые, интересующиеся, собираются приехать к нам в гости, поизучать всякий опыт.

Штука номер два: это правда, что чиновники пишут определенные программы, но я Вам скажу то, что говорю учителям, нас никто не слышит, да? После того, как я закрыл дверь в класс, я остался с классом один на один, ни один чиновник ни в каком законе не запрещает мне строить урок таким образом, как я верю, хочу и считаю нужным.

Чиновник задает какие-то рамки, которые могут быть удачными или неудачными, это верно. Но внутри этих рамок всё равно главной площадкой, главным спектаклем, если хотите, является урок. В этом смысле, продолжая аналогию с театром, драматург написал пьесу, режиссер эту пьесу переосмысливает, и спектакль может строиться совсем по-разному, правда же?

Он может начинаться при свете или в темноте, зрители могут быть частью спектакля, артисты могут приглашать зрителя на сцену и так далее. Все варианты хороши, это делает учитель. Учитель – это великая профессия, потому что он владеет инструментарием, он может запустить процесс ровно так, как считает нужным.

Так что, я за реформы обеими руками. Я Вам больше скажу, принято кидать камни в новый «Закон об образовании». Я в восторге совершенно. Я не знаю, о чем говорят все эти люди. Если я не хочу работать, извините, если я ищу виноватых в том, что у меня что-то не получается, то, понятное дело, у меня виноваты министр, министерство и так далее. Хотя, поверьте, Вы разговариваете с человеком вполне себе революционно настроенным по отношению ко всему – к погоде, театру, искусству, литературе, всему, что угодно. Но в данном случае, я и рад бы, но я не вижу повода. Мне же не говорят в этот момент: строй урок таким образом.

А вот когда это доходит до конкретного директора, школы и учителя, начинается какой-то сбой. Потому что современные дети устроены иначе, и большинство учителей, к сожалению, не умеют построить урок таким образом, чтобы знание было личностным. И тогда учителя на местах или в провинции, говорят: дети уходят из школы, помогите нам сделать так, чтоб они не убегали.

А дети убегают физически, уносят свои тела из школы. Не готовы они там находиться, и, в отличие от Москвы, от Питера, не видят особой необходимости в этом.

ЗАКОНЫ, ДО КОТОРЫХ НАМ НЕ ДОДУМАТЬСЯ

На стене парламентского холла вынесено свежее постановление на обсуждение   —  «закон о гаджетах». Холл открытый. В «Апельсине» любой человек, даже не являющийся членом парламента, может прийти и предложить законопроект, а также принять участие в голосовании. «Парламент устроен так: от каждого класса, начиная с первого, закрытым голосованием выбираются два человека,  —  объясняет мне Дима.  —  Закон о гаджетах  —  тренд последней недели. Он довольно долго обсуждался в прошлом году. Это непростой вопрос: да или нет?» «Пользоваться телефонами на уроках или нет?»  —   честно пытаюсь я ухватить мысль. Зицер смотрит на меня с удивлением: «Нет, это само собой. Как не пользоваться? Мы в каком веке живем? У меня каждый урок литературы начинается с того, что я говорю: достали телефоны и нашли информацию про писателя. Нет, играть в компьютерные игры на переменах или нет. В прошлом году парламент принял прецедентный закон, что гаджетами в „Апельсине“ можно пользоваться только в образовательных целях, пусть и в широком смысле слова: искать информацию, смотреть мультики, слушать музыку… Сейчас назначили референдум, и я думаю, что больше половины проголосует „за“».

Фото: Александр Мурашев

В самых ожесточенных спорах внутри парламента выясняется, что школьники придумывают решения, до которых взрослым просто не додуматься. «В „Апельсине“ есть комната, где дети могут спать,  —  говорит Зицер.  —  Учителя не знали, что делать: на этаже очень шумно, а маленькие дети пытаются отдохнуть. Парламент загрузился по-взрослому. Ведь есть базисное право орать, если я не мешаю другим. А что делать, если я все-таки мешаю? Убрать третий этаж? И тогда дети сказали: давайте повесим шторки. Когда они открыты  —   мы понимаем, что никто не спит и все могут шуметь. Когда шторки закрыты   —  значит, в комнате спят дети. Учителя сомневались ,  и я, в общем, тоже не до конца верил в эту затею. Вот ты бежишь с конца коридора, неужели ты будешь смотреть на шторки? Парламент проголосовал. Шторки появились тут два месяца назад, и это решение работает на сто процентов. Довольно часто можно увидеть, как кто-то на бегу замолкает, словно на микшерном пульте убрали звук. Какое бы правило приняли взрослые? Правильно, „с двух до четырех  —  тишина на третьем этаже“».

Обсуждение на заседании парламента/ фото: Александр Мурашев

Через пару часов я увижу всё своими глазами: зазвучит «Хару мамбуру» от «Ногу свело!», и дети соберутся в холле для принятия решений. Дима старается присутствовать на всех заседаниях, которые со стороны похожи на ночной кошмар директора обычной школы: как бы ни складывалось обсуждение, последнее слово всегда остается за детьми. Зицер дает «пять» ученикам и озвучивает важную задачу: нужно выбрать министра по правам человека. Министров в «Апельсине» несколько, и каждого из них выбирают голосованием. «Пока у нас нет человека на этой должности, у нас очень многие   —  причем в основном взрослые   —  хоть и не со зла, но нарушают права человека,  —   объясняет Зицер.  —  За последние дни было три ситуации, когда я открывал было рот, но затем вспоминал, что это дело парламента, а не мое». Дима просит детей привести пример нарушения прав, и среди наперебой предложенных вариантов лидирует «когда кто-то кого-то стукнет по лицу». «Это неприятный, но легкий пример,  —  соглашается Зицер.  —  Но если парламент не защищает права людей, то очень легко ввести всякие правила, которые куда опаснее. Например, что в столовой все должны молчать. Что нельзя бегать по коридорам. Нельзя выходить из класса во время урока». С каждым примером из реальной школьной жизни возмущение детей нарастает. На фразах «нельзя бегать по коридорам» и «нельзя выходить с урока» я вижу в глазах двенадцатилетней девочки слева от меня откровенный ужас и непонимание, как такое вообще возможно. «Вам трудно в это поверить,  —  заключает Дима.  —  Но мы все живые люди, и нам кажется, что жизнь станет намного легче, если мы введем больше правил». Заседание заканчивается голосованием. Два кандидата произносят речь   —  так, чтобы все собравшиеся убедились: они понимают, что стоит за этой серьезной должностью. Новым министром выбирают девочку Эмму, а я не могу не отметить про себя: мир был бы немного лучше, если бы взрослые министры по правам человека рассуждали так же, как эти дети.

Библиотека: пока другие читают, один из школьников готовится к уроку по истории битбокса/ фото: Александр Мурашев

Советы семьям, воспитывающим ребёнка после развода

Что происходит, когда в семье мама и папа решают, что больше не будут жить вместе? Разводятся, попросту говоря. Ничего не происходит, уверен Дима Зицер.

Во-первых, семья всегда полная

Один из самых странных, безобразных, тупых (я могу разные плохие слова говорить) определений и терминов − это «неполная» или «полная» семья. Семья всегда полная.

В семье − то количество людей, которое в этой семье оказалось, которые здесь объединены. И в этом смысле бывает семья из двух человек, из трех, из пяти, из семи…

Семья – это (даю вам почти классическое определение) пространство для личного развития каждого из ее членов, каждого представителя семьи. В этом смысле бывает, что мама с ребенком живут вдвоем, а бывает, что мама с папой живут с ребенком втроем, вчетвером, впятером и так далее. Сколько бог детей дал.

Во-вторых, ничего страшного не происходит

Что происходит, если в семье так произошло, что родители решили, что мама с папой будут жить раздельно, и папа будет появляться по выходным дням? Развелись, попросту говоря.

Ничего не происходит! Мы сейчас убираем реакцию ребенка. Убираем надрыв, который так или иначе, больше или меньше сопровождает развод.

Ничего не происходит – есть разные модели взаимодействия. Ситуация глазами ребенка: «Я живу с мамой, мне с мамой очень хорошо, весело, интересно. У меня есть папа, который появляется в ту самую субботу и воскресенье, с которым я провожу время, получаю удовольствие от жизни».

Не хочется говорить банальности, но когда папа появляется в субботу и воскресенье, часто он проводит времени с ребенком больше, чем тот папа, который не уходил из семьи, который всегда рядом.

В-третьих, важен тот, кто любит

Еще раз: не пугайте себя – от того, что нет папы

Что грозит мальчику, если нет папы? Я скажу правду – если рядом с ним есть человек, которому на этого мальчика не наплевать, то абсолютно неважно, что у этого человека между ног. Это женщина или мужчина, это мама или папа

Ничего страшного, если мальчик не научится делать скворечник (сейчас вспомню, делал ли я скворечник? Не делал − и при этом считаю себя мужчиной), строгать досочку, если он научится на уроке труда, или его научит сосед.

Ничего страшного в этом нет. Аналогично, и с девочкой ничего страшного не произойдет, если она не научится делать макароны по-флотски, ежели кто-то из вас считает, что это очень важная женская функция. Не в этом дело. Дело в том, что рядом со мной человек, которого я очень люблю. Это очевидная штука – ребенок любит родителей. У него нет вот этих наших замутов: «я полюблю его через годик, или через два года, или посмотрю, как он будет себя вести». Он просто любит.

Если я сталкиваюсь с тем, что какой-то человек отодвигает меня, не интересуется мной, я начинаю подозревать, что я в его жизни ничего не значу, то очевидно, что произойдет. Еще раз повторяю – это не связано с мальчиком или девочкой, с мужчиной или женщиной.опубликовано econet.ru. 

Дима Зицер

Остались вопросы — задайте их здесь

P.S. И помните, всего лишь изменяя свое сознание — мы вместе изменяем мир! econet

Новое в мире: инфляция схоластического знания

Если мы с вами посмотрим вокруг, то с изумлением обнаружим, что мир изменился. Более того, он меняется стремительно, день ото дня. То, что происходит сегодня, не похоже не только на то, что было тридцать лет назад, но и на то, что было два года назад.

Если мы проведем короткий анализ, то очень быстро сообразим, что в самих по себе знаниях ценности сегодня нет почти никакой. Это значит: обладая простыми техническими навыками, я могу дотянуться почти до любого знания. В первую очередь, я имею в виду Интернет. То есть, умея взаимодействовать с поисковиком, понимая, что я делаю, до знания я могу дотянуться.

Наступает некая инфляция – схоластическое знание теряет ценность. Если это так, то нам действительно надо подумать: а чему ж тогда учить? И тогда мы придем к тому, каким должен быть современный учитель.

Мне представляется: если мы всё-таки говорим о знаниях, в этот момент наиболее ценно – во-первых, понять, какие знания мне нужны; во-вторых, уметь их выбрать. Ещё нужно понимать, где их достать; это вещь техническая, но, тем не менее, она должна быть упомянута, – три.

Это значит, что одна из главных штук, которым должен обучиться человек, – умение выбирать

Как в этом сумасшедшем информативном океане, в котором мы плывём, выбрать то, что мне нужно, а что не нужно, что сейчас для меня важно, а что нет. Как это узнать?

Фото из сообщества Лимуд Санкт-Петербург В Контакте

Современный учитель: от знания к человеку

Если мы условимся, что это те навыки, которыми мы хотим овладеть вместе с учеником, очевидно, что учитель должен что-то в этом соображать и уметь развивать их — и у ученика, и у себя. То есть современный учитель – это человек, который более-менее понимает поле, которое мы с вами начертили.

Могу добавить, что это человек очень сильно рефлектирующий, сомневающийся. Потому что в сегодняшней педагогике мы идем как по минному полю.

Понимаете, когда нас с вами в девятом или десятом классе учили, что такое синхрофазотрон, это казалось вершиной науки. Кому-то, может, понадобилось, большинству – нет. Значит, надо проверять, надо сомневаться. Значит, следующий виток, уже методический, — вероятно, следует идти в сторону контекстного образования.

То есть современный учитель – это человек чуткий, сомневающийся, умеющий выбирать, проверять вместе с учениками, строить личностный процесс, преподавать так, чтобы это имело отношение к человеку.

Фото: zicerino.com

Другие дети

Главное качество – это любопытство. Это засунуть нос во все дырки: почему мир устроен так? Почему, если я подбрасываю предмет, – он летит вниз, а не вверх? Идти вперед можно только из-за любопытства, и современный мир устроен таким образом. Так что, остаётся учить педагога использовать весь этот инструментарий, вместе с ними пробовать наблюдать за современными людьми.

Дело ещё в том, что современный ребенок устроен не так, как ребенок десять лет назад. Современный ребенок абсолютно многозадачен. Современный ребенок не в состоянии сделать уроки, если в этот момент у него нет музыки в ушах, мультфильма на телевизоре, если он ногой не взбивает сливки и не напевает песенку.

Разве это не норма, если у нас таким образом живет 80% детей? Мы можем говорить, что это приступ СДВГ, который накрыл мир, но это не так. Это не так. Что мы с Вами делаем, что делает взрослый мир на автомате? «Ну-ка сядь!», «Немедленно вытащи наушники из ушей!»

Но на самом деле с детьми происходит что-то, чего мы с вами не понимаем. Я не знаю, что это такое, но это ужасно интересно. Мы с вами должны это исследовать, должны про это понимать, раз мы педагоги. Мы не можем в этот момент действовать просто окриком и говорить человеку: Мы такими не были.

Да, мы не жили в постоянном ритме, мы не жили в постоянной музыке. Выйдите на улицу – и 90% людей будут с наушниками в ушах. Это не российское явление, а мировое. Ну, разве это может не значить чего-то? Это же что-то значит. А школа берет это в расчет? Нет. И надо понимать, что инопланетяне в данном случае – это мы.

70% детей сегодня таковы. Если не сто. Да, у них очень быстрый ум, у них очень быстрая реакция, они умеют выбирать, если мы еще не сломали хребет их выбору, они действительно многозадачны. И что говорим мы с вами? Мы говорим, что мы с вами так не умеем. Ну, так нам с вами надо научиться, иначе чему мы хотим научить их? А способ, который выбирает сегодня школа, – это подогнать это самое интереснейшее новое поколение под старые рамки.

И не будем преувеличивать, это поколение, которое пришло в один день. Мы же всё время меняемся: наши родители были одним типом людей, мы – немножко другой и так далее. А вместо этого мы говорим: «Ну-ка сели, выпрямили спинки, сложили ручки на парте и по поднятой руке разговаривайте». Ну, где это видано? Ну, что это за чепуха? Понимаете, мне, в определенном смысле, даже стыдно про это говорить, хотя я про это вынужден говорить всё время.

Например, признаком чего является шум в классе? Вообще-то, признаком интереса. А что говорит нам современная школа? Признаком неинтереса!

Вот Вы, когда, например, с подружкой встречаетесь, и Вам ужасно с ней интересно, что ж Вы, на кухне сядете с кружкой чая и будете молчать? Будете слушать её доклад, не перебивая, не задавая вопросы и не рассказывая случаи из собственной жизни? Не может такого быть!

Если Вы участвуете личностно, то будете разговаривать шумно, громко, с большим количеством жестов, применяя мимику, влезая посреди её фразы. Вот как устроен урок. Вот как устроены личностные знания. 

ПОЧЕМУ ОНИ НЕ ЧИТАЮТ?

Единственное место на территории «Апельсина», где есть правила,  —  это библиотека. «Я не фанат идеи, что все дети должны читать, но года три назад из-за одержимости родителей этой мыслью мне стало интересно: как сделать так, чтобы они заинтересовались чтением?  —   объясняет Зицер.  —  Первое, что мы сделали,  —  отменили уроки чтения. Потому что такой урок   —  ситуация унижения. „Он читает лучше“, „продолжи после него“, „сиди и смотри в книгу“   —  всё это механизирует процесс. То есть, с одной стороны, я говорю, что чтение   —  это удовольствие. С другой   —  доказываю, что это мука. Второе правило   —  если человек идет в библиотеку, всем в „Апельсине“ строго-настрого запрещено задавать ему вопросы. То есть приход сюда   —  это идеальная отмаза. И, наконец, третье правило». На этой фразе мы попадаем с Димой в открытое светлое помещение, больше напоминающее стильный коворкинг. Это и есть библиотека. «Здесь можно делать всё что угодно, но заходить нужно с пустыми руками. Ну, разгадай зачем?  —  Дима выжидающе смотрит на меня.  —   Это простое структурирование. Если я зашел в библиотеку с айпадом, то, скорее всего, буду и дальше в нем сидеть. В „Апельсине“ есть миллион мест, где я могу это сделать. Но если я пришел сюда без вещей, я могу заниматься всякой всячиной: болтать, читать, смотреть… Я вышел из круга, в котором находился. Правда, сейчас парламент принял довольно важную поправку, что я могу прийти в библиотеку с гаджетом и читать с телефона. Верная она или неверная, я все равно ничего не могу с ней сделать. Они ее приняли, я с ней согласен». «А как ты поступал, когда не был согласен?»  —  задаю я давно витающий в воздухе вопрос. «Так, как, мне кажется, должны поступать во всех парламентах мира,  —  отвечает Зицер.  —   Тратил огромное количество сил на то, чтобы их переубедить. После того как мне это не удавалось, я соглашался».

Как устроена Азбука

Статьи в книге, естественно, располагаются по алфавиту. А это значит, что читать ее можно как угодно: и подряд — от А до Я, и в зависимости от интереса читателя к конкретным явлениям и понятиям, и изобретая собственные способы чтения.

Когда в Азбуке встречаются термины, которым посвящены отдельные главы, они выделяются курсивом . Таким образом, читатель получает возможность моментально проверять те или иные понятия, сопоставляя их с изучаемой главой и с собственными представлениями. Кроме того, пользуясь курсивом, можно «плавать» по Азбуке, выстраивая собственную логику знакомства с системой.

Зная по опыту, как трудно договариваться о терминах в нашей профессии, мы предварили большинство глав Азбуки словарной статьей, в которой упоминается значение, используемое для того или иного понятия в НО.

На страницах «Азбуки» мы стараемся избегать терминов «урок, класс, ученик, учитель», предпочитая «сессия, группа, участник, ведущий». Пусть это вас ни в коем случае не смущает — речь, в основном, идет, конечно, о школе. Эта особенность терминологии связана с тем, что, как вы увидите ниже, все, происходящее в рамках школы, является типичными групповыми и личностными процессами, в которых вышеназванные понятия являются ключевыми. Например, учитель — человек, который ведет процесс, то есть ведущий. Ученик — участник процесса и т. п.

Понимая и ценя тот факт, что среди наших читателей есть и такие, для кого наша книга имеет чисто прикладное значение, кого интересуют примеры конкретных сессий НО, мы добавили к Азбуке приложения , в которых подобные примеры можно найти.

Хотелось бы, однако, предостеречь от «механического» использования приведенных педагогических технологий и просить читателей, пусть немного, посвятить себя ознакомлению с подходом НО в целом. Во-первых, представляя себе общий контекст, читатель сможет с большей легкостью присвоить технологию, изменив ее «под себя» или напротив, отвергнуть ее, посчитав наш подход неподходящим. Во-вторых, примеры, приведенные в приложении, представляют собой, в основном, лишь типичные образцы тех или иных сессий, то есть являются как бы ключом к целой группе технологий, теоретическое обоснование которым дается в основном материале Азбуки. В-третьих, хочется надеяться, что, сама Азбука даст читателю возможность проникнуть в механизмы придумывания новых  технологий НО. Во всяком случае, нам бы этого очень хотелось.

Чему учить нынешних детей, если угадать будущее невозможно

Когда-то, лет тридцать назад, когда учился я, приходила компания людей, которая говорила: «Учить надо вот это». И отсюда составлялась программа. Теперь, если мы с вами проанализируем, насколько они были правы, то увидим их чудовищные ошибки. Они, которые тридцать лет назад нас учили, составили такую программу, которая не имеет практически никакого отношения к современной жизни.

Их, конечно, извиняет то, что они не знали, каким будет мир через тридцать лет. Однако, в этот момент мы-то с вами должны взять ответственность и сказать, что и мы не знаем, каким будет мир через тридцать лет. Что же нам делать? Значит, нам нужно заниматься и развивать вместе с нашими учениками какие-то вещи, которые будут для них инструментами и сегодня, и в далёком будущем.

Одну из этих вещей я назвал – это выбор, умение ориентироваться в пространстве, которое существует. Что же номер два? Мне кажется, что это навык взаимодействия

Мне кажется, сегодня очень-очень важно заниматься тем, как я, ребенок, ученик, человек, вне зависимости от размера и пола, взаимодействую с внешним миром. Как я взаимодействую с самим собой, с сознанием, с инструментарием и так далее